Он опаздывал на последний рейс из Могилева в Бобруйск. Долгое время проведенное в областной больнице тяжелым грузом душило его. Два часа, проведённых на подступах к кассе, давали о себе знать. Жгучая боль, пронизывающая всё тело, давила тяжёлым грузом на ноги. Ремни протезов, сделавшись влажными от пота, натирали их, но стараясь, не обращать на это внимания он спешил к автобусу.

Морозный воздух охладил горячее лицо, освежил тело, и, почувствовав себя лучше, он спокойно закурил. Пассажиры толпились у дверей автобуса, рвались вперёд, оттирая друг друга плечами, громко ругаясь. Вцепившись в свои сумки и чемоданы, они не видели ничего вокруг, только ненавистные спины и затылки впереди стоящих.

Ему безумно повезло, его место оказалось незанятым. Проходя вперёд, он поймал на себе несколько насмешливых взглядов, но никак на них не отреагировал. К ним он давно привык и практически перестал их замечать. Сосед что-то проворчал, отодвигаясь от него, нервно перевернул лист газеты, и парень, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья. Два года он учился ходить заново и добился своего, преодолев тысячи преград, отбросив сначала костыли, а затем палку…
Это случилось несколько лет назад, зимой в Бобруйске. Его избили три парня, когда он, проведя свою девушку, возвращался домой из клуба «Рояль». Пролежал всю ночь без сознания на холодном снегу при температуре около -25 в закоулке между школой №6 и М.Горького 41.
Никаких мыслей после ампутации ног не было. Все его желания и надежды остались в прошлом, а сейчас он словно медленно плыл по течению, безразлично воспринимая свою жизнь. Яркий дневной свет причинял ему боль. И он спокоен был ночью, когда, опуская глаза вниз, видел не пустоту, а свои ноги, такие же крепкие и здоровые, как прежде. Но приходил рассвет, и он вновь закрывал глаза, стараясь забыться, уснуть, исчезнуть из этой реальности.
Так проходили дни, ничего не меняя вокруг, и он всё больше убеждался в своей никчемности. Протест возник неожиданно, обрушившись на него всей своей тяжестью и криком. Это было первое проявление жизни, возвращение к действительности. Проснувшись однажды утром, он с удивлением заметил, что спал всю ночь ,спал спокойно и легко, впервые за столь долгое время. И он понял, что что-то изменилось в нём самом, твёрдо и бесповоротно. Открыв глаза, он спокойно посмотрел вперёд и, опустив их вниз, воспринял пустоту как реальность.
Подбадривания окружающих он принимал стойкой полуулыбкой, заглушая боль в сердце и поднимающуюся из глубины души слезливую жалость к самому себе. Он принялся работать над собой практически, изучив ранее теорию, как опытный хирург, отбросив уныние и страх, вооружившись уверенностью и надеждой.
Лицо его было не просто симпатичным, а поразительно красивым, и многие девчата помнят, как приходил в клуб высокий, широкоплечий спортсмен. А в его блокноте около сердца хранилась только одна фотография… После операции он порвал её, чтобы не смотреть на детское, доверчивое лицо. Треск рвущейся бумаги болью отозвался в его сердце, и поцеловав маленькие кусочки, он выпустил их на ветер. Узнав о нём от друзей, девчонка не пришла к нему, и за это он был ей благодарен.
Неожиданно автобус резко затормозил, и он очнулся, открыв глаза. Чуть впереди, держась за спинку другого сиденья, стояла молодая девушка и смотрела на него, застенчиво улыбаясь. Смутившись, он неловко поднялся, зацепив при этом своего соседа, который зашипел, как гремучая змея, сверкая вылезающими из орбит глазами.
— Извините! (произнёс парень, и улыбнувшись, предложил девушке присесть на его место.)
— Спасибо! (ответила она, кокетливо поправив причёску, отчего сама смутилась и потупила взор.)
Внезапно он ощутил резкую, жгучую боль в ногах и едва не упав, схватился за высокую спинку сиденья. При этом он нечаянно захватил кончиками пальцев пышную, крашеную копну волос полной дамы, сидевшей справа от него, отчего та, громко ойкнув, произнесла обидчивым басом:
— Нахал!
Извинившись перед ней, он стоял, качаясь и напрягая мускулы рук на каждой кочке, ожидая своей остановки. Автобус медленно двигался по переполненной, сверкающими сотнями разноцветных огней трассе. Прошло уже больше часа… Ну, вот и родной город. Разминая затёкшие кисти рук, он сел на последнее сидение, которое только что освободилось, и посмотрел в окно. Несколько раз, оборачиваясь назад, девушка смотрела на него будто спрашивая: «Ну, что же ты не заговоришь!?» А он, встречаясь с её глазами, поражался их глубине. Мысленно ругая себя в который раз, он давал себе слово не смотреть на неё, но вновь нарушал обещание.
Автобус опустел, люди разошлись, и он с удивлением заметил, как девушка, нехотя поднявшись, посмотрела на него и медленно пошла к выходу. Он услышал, как громко бьётся его сердце, и почувствовал, как с силой сжались в кулаки руки и выступили на глазах слёзы.
Что случилось!? Только сейчас он понял, что не может, как раньше, запросто подойти к приглянувшейся девушке и заговорить. Мало того, он сам понял, что понравился ей, но сидел, не двигаясь, глядя в тёмный пол. А она, будто сожалея, огорчаясь его нерешительности, посмотрела на него в последний раз и вышла из автобуса. Горькая слеза, скользнув по щеке парня упала на колени превратившись в маленькое пятнышко.
— «Слишком поздно!…» (произнёс он едва различимым полушёпотом)

Денис Шиперов