одинокая девушкаДальше полетели счастливые дни и ночи. Да, абсолютно каждую минуту я чувствовала себя счастливой, несмотря на то, что встречались мы с Жаном не чаще двух раз в неделю, чтобы не привлекать внимание супругов к нашим частым внезапным отлучкам. Я жила от встречи к встрече радостными предвкушениями перед свиданиями и сладкими послевкусиями после. Домой всегда приходила в хорошем настроении, с мужем была ласкова, с детьми добра, на работе приветлива. Я была готова осчастливить весь мир, так мне было хорошо.

Единственным, кого смутили перемены во мне,  был Бой. Во-первых, он знал меня лучше многих, в чем-то даже лучше, чем сам Влад, и поэтому понимал, что так жизнерадостна я стала неспроста. Во-вторых, он не мог не заметить, что темп моей работы резко замедлился, весенне-летняя коллекция вышла с большим опозданием, и более того, в сокращенном варианте, что вызвало недоумение у многих наших общих коллег.
Я действительно витала в облаках, работать совсем не хотелось, все мои мысли были заняты предстоящими свиданиями. Если я приезжала в офис после встречи с Жаном, то мой мозг отключался вовсе. Как можно переходить к чему-то обыденному после того, как занимался чем-то возвышенным? И действительно, каждое новое свидание с Жаном было необычным, ярким и красочным, дарящим незабываемые эмоции и ощущения.

Чтобы сократить риск быть узнанными или пойманными на месте «преступления», я сняла небольшую квартиру недалеко от центра Москвы на имя Жана. Несколько наших встреч были потрачены на то, чтобы придать нашему «дому свиданий» уютный и теплый вид.
Мы собственноручно побелили потолок, поклеили обои тона пришедшегося нам обоим по душе, выбрали непрозрачные шторы,  которые были так незаменимы, учитывая преимущественно дневное время наших свиданий, завезли в квартиру необходимый минимум мебели и техники. Да, одной двуспальной кровати было недостаточно для нашего времяпрепровождения.
Свидания наши приобрели тематический характер. Возможно, подсознательно каждый из нас не хотел чувствовать себя просто любовником, скрывающимся от законного супруга или супруги. Поэтому мы скорее создавали мир, параллельный нашей обычной жизни. В нем было все – просмотр  разных, в том числе старых черно-белых кинофильмов, чтение вслух, совместное приготовление экзотических блюд и не менее совместное их поглощение. Один раз после просмотра нашего любимого еще со времен базы кино «Приведение», Жан принес целый пакет глины для лепки горшков, и мы пытались создать совместный шедевр. Шедевра, конечно, не вышло, но наше покосившееся творение заняло почетное место на полочке около телевизора. Остатками глины мы перемазались с ног до головы и потом добрых полтора часа отмокали в узенькой ванной. Это наше свидание неприлично затянулось, но с каждым разом расставаться было все труднее и труднее. Однако, мы старались не унывать и радоваться от всей души хотя бы нескольким часам в неделю, которые  могли посвятить друг другу.
Так пролетели два счастливых месяца.  На дворе стоял апрель, я сидела в своем кабинете в большом кожаном кресле и мечтательно любовалась капелью за окном, когда зазвонил телефон. Весна в этом году была поздняя, во многих местах снег еще не до конца растаял, но любое природное явление в этот период моей жизни несказанно радовало меня, а вот постоянные телефонные звонки, отвлекающие от прекрасных дум, раздражали.
— Алло, — невесело ответила я.
Мне доподлинно было известно, что от тона, которым сказано это телефонное приветствие, напрямую зависела продолжительность разговора. Если сказать отрывисто, резко, с недовольной ноткой в голосе, то собеседник много времени не отнимет.
— Здравствуй, милая, —  собеседником оказался мой муж, а на него это правило, к сожалению, не распространялось, но, несмотря на это разговор действительно оказался коротким. – Можешь обрадовать свою сотрудницу. Ваш Ванюшка абсолютно здоров, прошел необходимый курс реабилитации, так что сегодня же можешь приехать за ним.
— Спасибо, непременно! – механически ответила я и положила трубку.
Удивительно, прошло действительно ровно два месяца, именно за этот срок Влад обещал вылечить мальчика, а я даже ни разу о нем не вспомнила и не подумала. Жан в свою очередь тоже ни разу не спросил, как продвигается лечение. Честно говоря, мне и сейчас не хотелось о нем думать. Через пару часов я должна была встречаться с Жаном, и мне совершенно не хотелось вместо этого тащиться в Центр за его сыном. Это бы означало непременный срыв сегодняшней встречи, а допустить этого я не могла. Тем более что на ручке моего кресла висел заранее припасенный пакет с клубникой, лесными ягодами и взбитыми сливками. Поэтому я не двинулась с места, решив отложить визит в Центр до завтра. А через полтора часа весело выпорхнула из офиса, размахивая заветным пакетиком.
Только когда мы с Жаном покидали нашу квартирку, я сообщила о том, что завтра он сможет увидеть сына. Жан посмотрел на меня с недоумением, вызванным, по-видимому, тем, что я не сообщила ему такую важную новость сразу. Я лишь опустила глаза. Мне действительно очень не хотелось, чтобы находясь со мной эти часы, он думал о чем-то или ком-то кроме меня.
На следующий день я привезла мальчика на заранее оговоренное место встречи.  Долго наблюдать за объятьями отца и сына мне не хотелось, поэтому я предпочла поскорее удалиться. Но Жан остановил меня:
— Ритк, ты куда?
— Как куда? Не хочу вам мешать.
— Ты – мешать? Да ты же ключевая фигура в этом прекрасном исцелении! Ты только посмотри на Ваньку! Я  так давно не видел его таким здоровым, бодрым, румяным, — он с любовью взглянул на сына, ждавшего его чуть поодаль.
Я тоже внимательно посмотрела на мальчика еще раз. По мне так он остался прежним непривлекательным серым мышонком, каким я увидела его впервые.
— Ну, положим, что так. Но мне все равно пора в офис. А вам поскорее порадовать маму.
— Вот как раз насчет мамы, — замялся Жан, — дело в том, что Аня непременно хочет тебя видеть. Она желает отблагодарить тебя лично и попросила меня, чтобы я сегодня же пригласи тебя к нам в гости.
— Ничего не понимаю, — я смотрела на Жана с недоумением, — Она не в курсе, что связывает… вернее связывало нас на базе?
— Конечно она в курсе, что очень давно мы были близки. Но для нее это дела давно минувших лет. Тем более ты замужем, у тебя двое детей. Она не видит в тебе соперницу.
Это замечание кольнуло меня. Мне на секунду стало интересно взглянуть на женщину, которая не видит во МНЕ соперницу. Но эта идея по-прежнему казалась мне абсурдной.
— Приезжай, пожалуйста. Сегодня в семь. Мы будем ждать тебя.
На эти слова мне хотелось повертеть пальцем у виска, но в глубине души я знала, что не смогу отказать Жану, смотрящему на меня таким умоляющим взглядом.
Я села в машину, ничего не ответив, однако мы оба прекрасно знали, что увидимся этим вечером.
По дороге в офис я размышляла на тему того, зачем ему лично понадобилось это нелепое знакомство. На ум приходила только одна неприятная мысль – он хочет угодить жене, выполнить ее прихоть. «С другой стороны, — пыталась я сама себя успокоить,- только ему известно, что она пережила за эти месяцы, и поэтому сейчас он пытается выполнить любую ее просьбу». К тому же она ему в любом случае близкий человек. Более того, возможно он, в отличие от меня, все же испытывает чувство вины перед женой.
Вечером того же дня, предупредив Жданова о том, что у меня намечен важный ужин с партнерами, я отправилась в далекий спальный район города.
Тот же самый тесный двор. Но, по-видимому, благодаря более сухому времени года, с парковкой было чуть проще, чем зимой. Перекрывать дорогу никому не пришлось. Я набрала на мобильный Жану прямо из машины, чтобы сообщить о своем приезде. Жан воодушевился и сказал, что непременно спустится и встретит меня. Через минуту он уже подавал мне руку, приглашая выйти из машины.
— Ты уверен, что это хорошая идея? Может быть, мне уехать прямо сейчас? – я как будто спрашивала у Жана разрешения не ходить на этот ужин.
— Да ты что! Тебя уже все заждались. Время — почти восемь!
— Ну, уж извините, в ваше захолустье из центра города добраться не так-то просто, — пробурчала я, следуя за Жаном к подъезду.  Когда мы уже подходили к потертой, истерзанной собачьими когтями двери квартиры Жана, мне захотелось развернуться и бежать отсюда. Между тем Жан распахнул передо мной дверь, и в нос мне ударило множество неприятных запахов, из которых  я четко могла различить запах псины, подгорелого подсолнечного масла и детской отрыжки. Я затолкнула Жана первым и прошла  лишь после него.
Интерьер квартиры, по крайней мере, прихожей заставил меня инстинктивно поежиться, очень не хотелось случайно коснуться засаленных стен или мебели. Обстановка была очень бедная, какая-то даже советская. Я подозревала, что такие допотопные интерьеры имеют место быть даже в современной Москве, но с трудом представляла, как можно было жить в таком свинарнике. Обои, видавшие времена перестройки, были ободраны во многих местах. Рисунок на них стерся, бумага грязно поблескивала и лоснилась. Потолок был не просто желтым, а желто-серо-коричневым. Видно квартира пережила не один потоп, но мало кого из хозяев это когда-либо смущало. По углам свисала паутина, по швам плинтусов голубела плесень. Нечищеная обувь была свалена в одну большую кучу. Подо всю верхнюю одежду, включая пальто, которое Жан аккуратно снимал с моих плеч, пока я заворожено разглядывала его жилище, было отведено всего три кривых крючка в стене, которые того и гляди готовы были рухнуть под тяжестью множества курток. Оглядываясь по сторонам, я не могла поверить, что в этой квартире  Жан проживает со своей семьей. Жан, который так уютно и со вкусом обставлял нашу съемную квартирку. Более всего конечно было непонятно, как в этот хлев, пусть и трехкомнатный, можно было приглашать гостей. Особенно, таких как я. Но нужно было отдать должное. По едва уловимым признакам было заметно, что в квартире все же прибирались незадолго до моего прихода.   Пока я разглядывала пол, прикидывая, что бы такое придумать, чтобы не разуваться и не ходить по нему босиком или не влезать в какие-нибудь чужие драные тапочки, навстречу мне выбежала приятная полная женщина средних, хотя нет, скорее даже преклонных лет. Я чуть было не поинтересовалась у Жана «А это кто?». Но женщина опередила меня и залепетала так быстро, что я даже слова не успела произнести.
— Риточка, дорогая Вы наша, лапушка! Как я рада Вас видеть, спасительница Вы наша! Жаник так много о вас рассказывал! Такая честь видеть Вас в нашем доме. Не знаю, как благодарить Вас за исцеление нашего сыночка!
Я была ошеломлена. Естественно я поняла, что это бесформенное существо женского пола и является женой Жана раньше, чем она закончила причитать. Но лишь потому, что это больше некому было быть. Жан совершенно четко обозначил, что дома меня ждут его жена и сыновья.
— Дорогуша, пожалуйста, не разувайтесь!  Проходите на кухню, — сделала она пригласительный жест.
Я уже и не собиралась разуваться, но и добро хозяйки получить не мешало. Последний раз я не разуваясь проходила в квартиру, наверное, лет двадцать назад, когда в еще школьные времена мы собирались «на хате» у одноклассников, родители которых уехали на дачу, чтобы попеть песни под гитару, побаловаться балтикой девяткой и покурить «невзатяг» первые сигареты. Да, пожалуй подобную убогую обстановку в квартире я видела только у пары не самых благополучных одноклассников, и было это в далеких девяностых годах. С трудом скрывая брезгливость, я проследовала в замызганную ванную, чтобы помыть руки. Вытереться предложенными полотенцами я не рискнула. Потерла ладони об собственные джинсы.
На кухне началась настоящая пытка. Посуда, приборы и стаканы были покрыты толстым слоем жира. Заветренный Оливье облюбовали мухи. Водка в графине (единственный предложенный напиток) имела желтоватый оттенок. Но отказываться от угощений было неприлично. Нужно было хотя бы «пригубить».
Глотая безвкусные салаты и обжигающее горло пойло, я старалась не думать о своей телесной оболочке, подвергшейся таким истязаниям. Вместо этого я жадно рассматривала хозяйку дома Анну, пытаясь найти в ней хоть что-то, что когда-то могло привлечь Жана, и не дает ему бежать со всех ног от нее сейчас. Она должна была быть моей ровесницей, но на ее фоне я чувствовала себя девочкой. Бессчетное количество лишних килограммов делало ее фигуру шкафоподобной. Сама Аня подчеркивала этот недостаток широкой рыночной блузой и обтягивающими черными капри. Ее волосы видали множество неудачных покрасок в блондинку, но судя по отросшим черным корням, женщина уже более полугода не экспериментировала над цветом волос. Также я отметила, что макияж был нанесен весьма неумело, скорее всего, исключительно по случаю моего визита. Маникюр отсутствовал вовсе, и лишь маленькие островки красного лака на неровных ногтях говорили о том, что их обладательница в далеком прошлом пыталась его сделать.
Зато говорила Аня без умолку. Мы с Жаном лишь изредка многозначительно переглядывались. Впрочем, даже этого хозяйка заметить не могла, поскольку была слишком увлечена своими рассказами о сыновьях, о том как тяжело было бороться с болезнью старшего до моего появления  и о своем замечательном во всех отношениях муже. При этом она то и дело подкладывала нам салаты, подливала водку в  рюмки (хорошо что не в граненые стаканы) и предлагала румяные пирожки только что из духовки (единственное что по крайней мере на вид не вызывало эстетического отвращения).
Я несколько раз порывалась уйти, сославшись на поздний час, но Аня никак не хотела со мной расставаться. Когда я наотрез отказалась дальше пить, поскольку я за рулем, а символическая доза, на которую я вначале согласилась, давно себя исчерпала, она начала показывать мне альбомы с фотографиями, начиная со своих детских. Жан наблюдал за нами молча, но мне казалось, что картина его удовлетворяет, как если бы он хотел, чтобы мы с его женой подружились.
В двенадцатом часу я все же вырвалась из цепких Аниных объятий, которыми она долго одаривала меня на прощание. Жан вызвался проводить до машины. У лифта он еще раз поблагодарил меня:
— Спасибо, что ты приехала. Это очень многое значило для Ани и для меня.
—  Я все же считаю, что это была не очень хорошая идея. Мы с твоей женой абсолютно разные люди. Сделать из нас подруг невозможно. Глупая затея, – я была так раздосадована тем, что мне довелось увидеть этим вечером, что злость уже просто кипела во мне, когда я покинула квартиру. Я была почти готова выплеснуть все свое негодование на Жана за то, что он посмел связать свою жизнь с этой деревенской простушкой, но он кажется решил меня опередить.
— Я конечно не слепой и понимаю, что Аня  не является девушкой твоего гламурного круга, но в душе она прекрасный добрый человек.
— Я не спорю, но скажи мне, что мешает хорошему человеку внимательнее относиться к своей внешней оболочке? —  я еле удержалась, чтобы не упомянуть также об убранстве дома.
— Марго, — Жан называл меня так только когда заводил серьезные разговоры или злился, поэтому я невольно напряглась, — эта женщина пережила страдания, которые тебе и не снились, поэтому никто не вправе упрекать ее за внешний вид, тем более ты.
Я не верила своим ушам. Это Жан, причина всем моих душевных переживаний, говорил мне о том, что я понятия не имею о настоящих человеческих страданиях. Вместо истинной благодарности, он бросил мне небрежное «тем более ТЫ». Я открыла было рот, чтобы возмутиться, но он тем временем продолжал:
— Я всегда терпеть не мог эту вашу с Жанкой черту — судить о людях по одежке. По макияжу, по прическе. И поверь мне, я заметил, с каким пренебрежением ты разглядывала Аню. А это ведь Жанка приучила тебя обсуждать всех и каждого с ног до головы, обращая внимание на человеческие качества в последнюю очередь.
Услышав упоминание о Жанке, я тут же забыла все, что было сказано перед этим и, едва унимая дрожь в теле, процедила сквозь зубы:
— На твоем месте я бы никогда не называла ее имени в моем присутствии. Если я ни разу не припомнила тебе вашу связь, это не значит, что этого не было.
— Для меня этого действительно не было. И я был благодарен, что у тебя хватило мудрости вычеркнуть этот эпизод из моего прошлого так же, как это сделал я.
— Как по-твоему я могла вычеркнуть из жизни предательство двух самых близких мне людей? Ты не представляешь, как больно мне было с этим жить!
— Предательство?! – Жан залился краской от, казалось бы, переполняющего его негодования. – Да ты прыгнула к Жданову в постель намного раньше, чем…
Жан не успел договорить, потому что получил от меня смачную пощечину. Конечно, можно было обойтись и без нее, но объяснять в который раз, что со Ждановым я оказалась, чтобы спасти его, Жана, шкуру, у меня просто не было сил. Я даже не видела выражения лица Жана, потому что тут же отвернулась и выбежала на лестничную клетку. Незаметно преодолев несколько лестничных пролетов, я остановилась и прислушалась. За мной никто не следовал. Тогда я на автомате вызвала лифт и спустилась на первый этаж.
Дальше все было как в тумане. Я понимала, что только что произошло что-то страшное и неприятное, но рассудок пока отказывался воспроизводить в памяти события последних минут. Я поторопилась покинуть злосчастный двор, затем район. Двигаясь в сторону центра. я не понимала куда мне ехать дальше. Домой? Невозможно. В пустой темный офис? Ни за что! Только бы не оставаться одной. Заявиться к Бою?  Неудобно, вдруг он не один.
Доехав до Садового, я припарковала машину у первого, попавшегося на пути, бара.  Благо была пятница. Заведение ломилось от посетителей. Я протиснулась к барной стойке и попросила у бармена водки. Мой слабый рассудок подсказывал мне, что не стоит мешать, потому что сегодня где-то я уже пила этот невкусный обжигающий напиток.
После третьей рюмки события сегодняшнего вечера снова стали вырисовываться с четкой последовательностью. Руками я зажимала голову в тиски, так невыносимо было думать об увиденном и услышанном сегодня.
С завидной периодичностью ко мне начали подкатывать то подпившие амбалы, то молоденькие студенты, то солидные мужчины при галстуках, заглянувшие в бар, чтобы пропустить пару рюмок после тяжелой рабочей недели. Одни пытались угостить, вторые звали за столик, третьи предлагали сейчас же покинуть это заведение вдвоем. Я отмахивалась от ухажеров, как от назойливых мух. Сначала пыталась кидать в их адрес колкие замечания, после которых они непременно отставали от меня, потом  просто махала на них руками, чтоб даже не пытались заговорить со мной.
Поговорить с кем-нибудь, конечно, очень хотелось, и был только один человек на земле всегда готовый выслушать меня и понять. Я достала из сумочки мобильный, который был отключен весь вечер. Включила и набрала номер Боя.
— Пашенька! Как хорошо, что ты дома! – заплетающимся языком пролепетала я. – Можно я приеду к тебе прямо сейчас?
— Марго, что случилось? Жданов мне обзвонился, спрашивает с кем у тебя сегодня встреча, и почему ты весь вечер недоступна. А я не знаю что ему сказать!
— А я сама не знаю что сказать  Жданову. – нервно хихикнула я. — Мне очень плохо, мне нужно поговорить с тобой. – неестественно веселым голосом ответила я.
— Я только что приехал из аэропорта, встречал Изабель. Она сейчас у меня.
— Не надо никакой  Изабель. Приезжай сам сюда. Я в баре на Садовом.
— Марго, что у тебя там стряслось? Я не могу просто так бросить Изабель. Она в Москве проездом, всего на два дня.
— Эх, Паша, Паша… Ты был моей последней надеждой. Теперь я совсем не знаю, что мне делать.  – всхлипнула я.
— Называй адрес. Я попробую что-нибудь придумать. Но не обещаю, – строго сказал он, судя по всему недовольный моим состоянием.
Не прошло и получаса, когда на мое плечо опустилась теплая ладонь. Я уже хотела в очередной раз отмахнуться, но не пришлось. Это был Бой.

Продолжение следует…

Ольга Гуляева


Комментарии

Комментировать

 
(Не публикуется)
(Пример: www.qli.ru)
Сообщение