И где-то внутри табак и едкий дым, в котором ежесекундно рождаются твои образы. Я уже ни капли не боюсь говорить о тебе в открытую, потому что ты за сотни километров. Расстояние- лучшее лекарство для таких тяжело больных чувствами, как я.

Я пишу тебе, что здесь гром и салют, люди празднуют и даже немного хочется тоже с кем-то праздновать. Но я в одиночестве до такой степени, что ставлю на подоконник перед собой фотографии с незнакомыми лицами. И с этими лицами я пью вино, а спустя некоторое время на полном серьезе рассказываю им о том, как живу где-то далеко-далеко, у самого солнца. И как мои несуществующие дети, каждый вечер учатся играть на барабанах. А еще то, что эти дети от тебя. Ты, кстати, тоже рядом со мной. Улыбаешься и все также молчишь саркастично.
Я представляю, что те, кому я все это рассказываю- верят мне и по-доброму так, с улыбками качают головами, думая про себя, о том, что в мире есть такой по-сумасшедшему счастливый человек. И этот человек- я.
На деле, все конечно же, иначе.
Ты гуляешь по Центральному парку, болтаешь с улыбчивыми американцами, все никак не устроишься на работу, но, естественно покупаешь на последние деньги парочку джинс в каком-нибудь бутике на Манхеттене. Когда деньги остаются, исключительно на еду, ты, вдруг, первый раз в жизни покупаешь пачку сигарет, а потом еще полчаса думаешь закуривать или нет. В итоге, ты начинаешь курить. Впервые и без повода. Просто идешь, однажды по 24-й улице, достаешь из пачки первую за свои 28 лет сигарету и закуриваешь.
Твоя мама, увидев тебя, стоящего на балконе вашей квартиры и дымящего толстой Мальборо, вдруг, впервые в жизни устраивает тебе скандал. Она вспоминает твоего дедушку, погибшего от рака легких, твою прабабушку, которая потеряла голос из-за сигарет, хотя была оперной певицей. Она все вспоминает и впервые в жизни кричит на тебя. Тогда, ты заходишь в комнату, открываешь ноутбук и пишешь мне короткое письмо: «В Нью-Йорке дождь льет и мама орет.».
Я в этот момент, как раз рассказываю своим фотослушателям о том, как ты, однажды залез на пальму у берега Аравийского моря, а потом не мог оттуда слезть. А наши дети смеялись и на ломанном русском говорили, какой папа дурак. И тут, внезапно твое короткое: «В Нью-Йорке дождь льет и мама орет.».
Кажется, волны Аравийского моря, только что, слизали с песка все мои мечты о нас…
Ну что мне ответить тебе, родной?
Тут небо и снег одинакового грязно-серого цвета. И мне остается только мечтать, хотя бы, о дожде. Тут все вечно пьяные и веселые. Да что мне, в общем-то рассказывать тебе об этом? Ты же именно от таких людей и уехал.
Мне часто невыносимо жаль, что все мои мысли живут от тебя отдельно. Что так много тебе не сказала, что в тот последний день, перед твоим отлетом, ты забыл у меня свои перчатки. Что ты мне снишься, обычно под утро и очень угрюмый. В больших очках и черном свитере в обтяжку, на который ты когда-то, года 3 назад, пролил соевый соус в суши баре. Представь, я помню даже такие мелочи.
Я своим подружкам говорю, что мы с тобой сейчас приятели. Что пишем письма друг другу со всякими ссылками на анекдоты и смешные сайты. Что в нашу последнюю встречу, я к тебе ничего не чувствовала. Но на самом то деле все иначе. Было невыносимо страшно от того, что ты так близко со мной сейчас, а через сутки ты уже будешь за тысячу километров. И что я уже не смогу, как раньше, раз в месяц, прислать тебе пьяную смску и позвать завтракать. Что не смогу наткнуться на тебя где-нибудь на улице или в клубе и сделать вид, что совсем не рада тебя видеть. Я этого всего больше сделать не смогу… Вот только когда над Москвой пролетают самолеты, я все думаю о том, что это ты возвращаешься. А потом думаю о том, как мы летим с тобой туда, где ты заберешься на пальму, а потом будешь ныть о том, что не можешь слезть…

Даша Сильвесторова

.

.

Права потребителя часто нарушаются. Самый полезный  журнал потребителя даст ответы на любые интересующие вопросы и защитит вас от непредвиденных ситуаций.